 <<< Ранее Далее>>> 6 января 2017 г. БОГ ПОСЛАЛ
Самый что ни на есть канун Нового года. И уже всё было нами к рождественским каникулам заготовлено, и выходить из дома уже вроде бы можно было только для того, чтобы свеженьким снежком похрустеть, если вдруг он с неба просеется, или в ином, но в столь же вольном и беспечном настроении. Но оказалось, что была нами забыта вода для чая. И я поплелся за пятилитровой флягой "Шишкинского леса" в "торцевой" магазинчик, называвшийся нами так потому, что располагается он в торце углового дома на пересечении нашей Брянской улицы и Можайского вала. Хотя к этому часу уже наползли сумерки, снежок на газонах и на подстриженных кустах боярышника все еще отсвечивал уютненькой синевой, и люди шли по тротуару встреч мне не с привычной уличной отчужденностью, а с таинственной теплотцой на лицах. В "Торцевом" магазине было тесновато, поскольку здесь всегда всё есть, то и народ здесь всегда толчется. На всякий случай я протиснулся вдоль всех стеллажей, внимательно, как вечно ненасытный грибник, в них вглядываясь. И прежде, чем успел пройти мимо мясного отдела, стоявший возле него мужчина ко мне обернулся и спросил: – Тут курятинка какая получше, не подскажете мне? Он был то ли якутом, то ли каким-то иным сибиряком. А коренных сибиряков я привык отличать не столько по разрезу их глаз, сколько по их, скажу так, особой, ласково и наискосок сощуренности. Если, конечно, это не молодежь, которая теперь уже вся на одно лицо. А тут передо мною стоял мужчина не на много моложе меня. И был он очевидным работягой, в простенькой, явно на рыночных развалах купленной куртке и в таких же невнятных брюках. – Да возьмите вы цыпленка табака. Тут они не абы какие, я ручаюсь. И заморачиваться вам не надо будет, в духовку поставите, один раз перевернете и готово. Только сначала кожицей вниз положите, чтобы сок не вытек, а сверху до поворота чтобы успела корочка образоваться, – охотно подсказал я ему. Он на полки даже не оглянулся и пояснил: – Мне бы что-нибудь попроще. Я на всякий случай указал ему на этикетку: – Тут же вроде бы вполне дружелюбная цена … – Да у меня денег маловато, – сознался коренной сибиряк и выхватил с полки упаковку с четырьмя бёдрышками. – Это как на ваш взгляд? Я достал ему отдельно завалявшуюся у меня в кармане сотенную, предложил: – А я добавлю, и вам на цыпленка хватит… Он и не смутился, и не удивился. Он только неуверенно возразил: – Да зачем же вы… – Да просто в честь Нового года! – Это если считать, что Бог послал? – вдруг оживился он и внимательно заглянул мне в глаза. – Можно считать и так…, – сказал я и, чтобы ему и мне не надо было говорить лишних слов, поспешил к стеллажам с водой. Лишь у кассы вспомнил, что надо бы еще подкупить в запас и цикория, к которому я в последнее время пристрастился. – Нельзя ли мне быстренько сбегать за цикорием? – спросил я у кассирши. – А то забыл… – Люди ж ждут, – ответила кассирша и указала мне на стоящую за мной женщину. Но, в конце-концов, не такая уж и срочная надобность у меня была в этом цикории. Тем не менее, стоявшей за мной женщине пришлось подождать. Причем, очень долгою. Потому как у кассирши никак не получилось сканировать цену с моей фляги с водой. Вынуждена она была даже позвать кого-то из персонала. Наконец я расплатился и вышел на улицу. А там, как оказалось, меня уже поджидал мой сибиряк, у которого кассирша оказалась более расторопной. …Вот же, наверно, был бы он речистым, как в кино, грузином, я бы по свойствам своего русского характера сразу попал под обаяние его чудеснейшей артистичности. И всё, что далее произошло, запомнилось мне бы на всю жизнь как событие самое торжественное, воистину с неба на меня снизошедшее. А этот сибиряк ко мне очень уж невнятным в погустевших сумерках человеческим комочком метнулся, в глаза мне опять заглянул, но теперь уже не столько внимательно заглянул, сколько с неким своим самым укромным чувством, и спросил: – Вы, значит, тоже считаете, что это Бог нам дает? Я, чтобы не выказать свою невольную растерянность, ответил так: – Да просто я нечаянно вам посочувствовал… Но это была все-таки не та мутная ситуация, в которой не знаешь, чего ожидать, и как быть. И я не стал спешить. И вполне располагаясь к сибиряку, попытался более внятно объясниться с ним: – Я не хотел вас обидеть, честное слово... – Вот и вы на меня не обижайтесь! Примите от меня вот это в подарок… И он протянул мне два пакета цикория. Я, конечно же, приобнял его. Потом мы просто пожали друг-другу руки. Потом постояли сколько-то секунд. При этом, уже я сам внимательно вглядывался в его простенькое, с действительно наискосок ласковыми глазами лицо.Потом еще раз от всей души мы пожали руки и разошлись. Уже подходя к дому, я понял, что своим нечаянным жестом я разорил сибиряка, ради экономии желавшего купить всего лишь самую скромную упаковку куриных бедрышек. Ведь две упаковки цикория стоят около двухсот рублей… ...Но тут я почему-то вспомнил еще и о том, как когда-то вышел из метро "Киевская" и едва дошагал через вокзальную площадь до своей улицы Брянской, услышал участливый голос у себя за спиной: – Мужчина, у вас на спине плюнуто! Оглянулся, увидел вполне простодушного на вид паренька. Сказал ему: – Спасибо, но я уже возле дома… – Нет, я вам вытру! И он быстро вынул из своего кармана носовой платок, стал вытирать невидимый мне плевок с моей спины, при этом натягивая мой пиджак то за полу, то даже и за борта. Я был смущен. Он же, оказав мне помощь, стремительно удалился, а дома я обнаружил, что у меня из внутреннего кармана исчез бумажник. А вдруг и этот сибиряк принял меня за богатенького и решил меня раскрутить? Ну, он мне в ответ два пакета цикория, а уж я, чтобы не посрамиться, если не тысячную купюру, то хотя бы пятисотку ему вручу в ответ? Вносить в дом такое померкшее настроение мне не хотелось. Остановился во дворе, глянул в наше желтоватое московское небо. Нет же, эти якуты, эти эвенки, эти буряты, эти чукчи, эти истинные дети, в своей вечной мерзлоте позже многих других народов шагнувшие из Богом им данной природы и породы в объятия нашего механического развития, – они скорее могут ожесточиться по какому-то чрезвычайному поводу, чем слукавить. Уж я их перевидал за свою долгую жизнь. Но почему мне вспомнился мой "плюнутый пиджак", почему так же чисто и ясно, как это было увидено мною в глазах у сибирского аборигена, не дошагал я даже и каких-то ста метров до дома? А наше московское небо глядело на меня обезбоженно, не вечной тайной, а всего лишь желтыми отсветами от наших электрических иллюминаций. Вовсе не так, как в моем далеком сельском детстве, когда если Млечный путь и все прочие звезды были не видны за плотной завесой туч, то, все равно, небо было бездонным. "Не зря же, – машинально продолжал я свои размышления, – появилось даже такое понятие, как световое загрязнение небесной сферы…" …Но, все равно, от предновогодья до вот этого кануна Рождества дожил я все-таки в сказочном ощущении нашего человеческого неодиночества. Дожил, как пусть и не самый чистый, как уже кем-то "плюнутый", но все-таки пока еще – вроде как человек.
|
| |
|
| |||||||
